Ополченец Сергей Онищук: "Как только снова научился ходить, так сразу встал в строй"

Морозное, солнечное утро. На главной площади города рабочие монтируют новогоднюю ёлку. Опершись двумя руками на крепкую трость, он спокойно и обстоятельно рассказывает историю о том, как вернулся в строй. Чудом выжив, потеряв ногу, с неизвлеченной пулей и осколками в теле, на протезе. Вернулся.

Сергей Онищук родился в Луганске, с 2001 по 2003 год служил в 91 воздушно-десантном артиллерийском полку в Одесской области. Восемь лет "оттрубил" в патрульно-постовой службе милиции. Работал на заводе, в торговле – был экспедитором.

- Как пришла к тебе война?

- Когда всё закрутилось, жена была беременная – на седьмом месяце. И рвался я тогда на две половинки: уже все мои пацаны были на защите Отечества, стояли на блокпостах, службу несли…. А я, зная все, - службу, субординацию, оружие, весь такой тренированный, подготовленный и обученный – сижу дома.

- И что послужило толчком?

- Знаешь, бомбардировка Луганска – тот БШУ (бомбоштурмовой удар – примечание ЛИЦ) по администрации. И ещё, наверное, самое яркое воспоминание, шок своего рода, когда мы с женой, в июле месяце сходили на рынок за овощами и мороженым. К этому времени город уже обстреливали. Вот и тут начался обстрел и прямо через нас полетели минометные мины. Это случилось на квартале 50 лет Октября. Женщина, продававшая помидоры пришла торговать с внуками. Она сильно испугалась, упала на землю, закрывая собой детей, стала биться в истерике. А мы как стояли, так и встали. Я обнял жену нежно, говорю ей, вот куда нам бежать с твоим пузом, мол, если прилетит – то наша. Обстрел закончился, никто не пострадал. Спрашиваю у женщины - продадите нам помидоры? А у неё всё истерика – стала на нас кричать, мол, какие помидоры, ничего не продаю. Рядом у деда купили, он, как сидел, курил, так с обстрелом с места не сдвинулся, так и продолжал сидеть. Вот тогда и запало мне в сердце.

- Что подумал?

- Да что подумал…. После этого чаша терпения переполнилась. Сволочи – бьют по рынку, по людям. Жене ничего говорить не стал. Позвонил своим ребята, они уже перевелись в милицию ЛНР. Что, да как? Спросили, мол, хочешь восстановиться в милицию? Конечно, хочу! Пришёл, восстановился помощником дежурного по ИВС (изолятор временного содержания - примечание ЛИЦ) рядом с Ленинским райотделом, отдежурил целых три смены. А мои ребята тогда уже ездили на боевые с комендатурой, с разведкой и вообще по самым разным задачам. Ну, я им и говорю, ребята я с вами всецело, берите меня с собой. Вот так и пошло-поехало.

- Помнишь свой первых выход?

- Конечно! Первая моя вылазка была по охране наших танков. Тогда их у нас было ещё мало, каждый – буквально на вес золота. Можно сказать бриллиант, а не танк. Надо было их беречь, охранять.

- И в какое подразделение ты попал?

- Оставался в милиции, но боевые задачи выполняли тогда совместно с подразделениями Луганской комендатуры. Был у нас Дима Беркут командиром. Хороший был парень, молодой, отчаянный, всегда впереди всех, никогда за спинами не прятался. Погиб на зачистке в Родаково, напоролись на пулемёты. Очередь прошила парня впереди него, насквозь пуля прошла, он выжил, а Дима стоял сзади и погиб.

- Без бронежилетов были?

- Да какой?! Мы их никогда не носили, откуда им у нас тогда взяться? Все смелые, сорвиголовы, какие ж там бронежилеты….

- В те дни сталкивались с мобильными группами, которые обстреливали город?

- Мне лично не довелось, а ребята сталкивались неоднократно, и доставляли их, и дальше с ними разбирались.

- Чем еще занимались в первые дни войны?

- Выполнял различные задания. По сути, выполняли функции своего рода ДРГ (диверсионно-разведывательная группа – примечание ЛИЦ). В начале августа нам предложили официально стать разведывательным подразделением ЛНР. Мы приняли присягу, всё как положено. И стали мы отдельной ротой разведки при министерстве обороны ЛНР. В прямом подчинении Игоря Венедиктовича (Плотницкого – примечание ЛИЦ). Он тогда был министром обороны, лично у нас принимал присягу.

- Кем ты стал по штату? Чем занимались?

- Обычным стрелком-автоматчиком. Выходили на украинские колонны, которые шли в аэропорт. Ходили в разведку под Георгиевку, смотрели их технику. Командир ставил нам задачу в бой не вступать. По обстановке, если группа маленькая и сможем её отработать, то да, а если нет, танки, там, бронетехника – сразу отходить. Ходили мы налегке, подсумок и автомат, всё, никакого тяжелого вооружения. Самое интересное, в группу попадали пацаны жилистые, худенькие, юркие, а я-то здоровый, габаритный и идти было страшновато только из-за того, что если где-то в посадке сидит снайпер, то, скорее всего, будет целиться в меня, проще попасть (смеётся – примечание ЛИЦ). Поначалу ходил на полусогнутых по нескольку километров на каждом выходе, чтобы не выделяться.

- Что запомнилось из событий того периода?

- Хрящеватое, конечно. Мы первыми в него входили той ночью. Отправили нашу группу на доразведку вперёд. Как сами закрепились, так дали сигнал нашим для подхода основных сил и техники.

- Это когда отбивали его?

- Да. Тогда первая атака наша провалилась. Все это прекрасно помнят, танк тому напоминание. Много хороших ребят там полегло, и в плен тогда попали многие. Нескольких ребят укры потом расстреляли в Новосветловке, многих раненых добили.

- Сами-то как?

- Попали мы тогда под конкретный обстрел. Когда уже выходили оттуда, командир мне сказал: "Думал, Серёга, и тебя убило". Оказалось, он видел момент, как возле моей головы мина взорвалась. На самом деле обстрел был очень точный, они знали, где мы находимся. Нас спасало то, что грунт был мягкий, сырая земля – мина входит глубоко, и осколки либо уходили в грунт, либо летели преимущественно вверх, а не разлетались в стороны.

- А что с той, с "твоей" миной?

- Знаешь, я тогда увидел нечто нереальное – как в кино. Поднимаю глаза, а передо мною вспышка сначала, взрыв, всё замедленно. И, самое интересное, я вижу большие светящиеся камни, как светящиеся теннисные шары или куски плазмы, не знаю, как назвать. Они медленно, медленно, как снег вылетели, потом начали медленно сыпаться, как лампочки, как алмазы. Такую вот невероятную картинку тогда увидел. И первую контузию заодно (смеётся – примечание ЛИЦ).

- Зато вышел и на своих двоих…

- Конечно, отошли, своих забрали, одними из последних выходили оттуда. А когда отошли, держали оборону Луганска, танки наши стояли в посадке на выезде из города.

- И что потом?

- Потом стали готовиться к полномасштабному наступлению на Георгиевку, нужно было отрезать их. Ведь всё обеспечение укропам шло через Лутугинское направление, через трассу. С самого утра мы вошли в Георгиевку, все силы в кулак, со сжатыми зубами пошли, и попали под мощнейший обстрел. И вертолёты, и танки, и артиллерия, пехота, всего у них тогда хватало. Было самое настоящее сражение, битва за Георгиевку. Прорывали кольцо вокруг Луганска, тем самым замыкая в котле украинские войска. Аэропорт, Лутугино, Хрящеватое, Новосветловка.

- Прорвались?

- Да, только без меня - к тому времени я уже получил ранение. Пошли мы в атаку. Я шел в десанте, сверху на танке, укрывался за башней. Может это и не совсем правильно, но ведь боевого опыта не имел, да и кому нас учить было? Жизнь учила. Вот я и вжимался в башню, а бой шел страшный. Броня танка прямо гудела от попадания пуль, вокруг рвались снаряды. Я понимал, что при таком плотном обстреле голову подымать нельзя. И тут что-то конкретно по танку прилетело: взрыв, дикая боль, шок. Меня с танка буквально сдуло, я слетел с брони, упал на землю. Дышать не могу, потом оказалось, взрывные газы попали в лёгкие. Ребята говорили, что, скорее всего, укры из "сапога" (станковый противотанковый гранатомёт СПГ-9 "Копьё" – примечание ЛИЦ) по танку врезали, ну и попал под этот прилет. Танк выжил, ударил в ответ и пошёл дальше на штурм, а я остался на простреливаемой дороге. Бой идет страшный, свистит над головой, что аж гул стоит. Как не добили, ума не приложу, чудом уцелел.

- Что помнишь?

- Да урывками всё. Был, правда, в сознании, но находился в шоке. Туман в глазах, боль в ноге дикая, а сапог мой возле уха лежит – в глаза мне смотрит. Осмотрелся я, нога левая выше колена по бедру оторвана. Сам себе наложил жгут, чудом отполз в зелёнку, скатился в ямку. Ползти толком не мог, левая рука не слушалась, так я лег на правый бок и как-то догреб посуху. Сам себе жизнь спас, можно сказать, а то истёк бы кровью или добила бы шальная пуля.

- И что дальше?

- Пока лежал в зелёнке много чего передумал, а бой всё отдалялся от меня, слышно было, как наши продвигаются вперёд в сторону украинцев. Пульки, правда, ещё летали над головой, веточки на голову сыпались, звук такой "фьють- фьють- фьють", как птички чирикают, латунные. Потом подбежал паренёк-медик. Кричит мне: "Ты только не умирай, я тебе ща укол обезболивающий сделаю!". А я ватный весь, оглушило меня сильно, контузия. А сзади шла уже группа медицины, подбирали ребят. Подъехала "мотолыга" (МТЛБ -  многоцелевой транспортёр лёгкий бронированный – примечание ЛИЦ). Брезентуху кинули возле меня, мол: "Терпи, пацан!". Схватили, кто за что ухватился, бросили на брезент вместе с ногою, что на соплях и мясе еще болталась. Ну, больно, конечно, было. И на этом брезенте потащили через зелёнку. Потом на "раз, два, три" закинули на "мотолыгу", прям сверху, и быстрей тикать оттуда.

- Куда привезли?

- На блокпост наш чуть дальше разбитого моста у Роскошного, ближе к Луганску. Там была у нас база перевалочная и санитарная сортировка. Девочка Аня, умничка, сразу начала бинтовать меня. Ещё раз укололи чем-то, разрезали одежду, освободили, чтоб дышалось легче. Ведь я пока летел с танка или полз в зеленку, еще поймал всего понемногу. То есть помимо оторванной ноги, мне осколком перебило левую руку, да ещё и пуля прилетела в правое лёгкое. А там плотность обстрела была такая, что я даже не почувствовал эту пулю. Лёгкое сдулось, случился пневмоторакс. Как мне потом сказали врачи - представь, что мячик лопнул, так вот и твоё лёгкое. Говорят: "Но ты не боись, мы тебе его заклеили и опять накачали".

- Вытащили пулю?

- Нет, так там и торчит. Каждый раз, когда делаю флюорографию - здороваемся, видно её. Полостную операцию не делали. У меня осталось осколков очень много в организме, ещё долго будут выходить, или окостенеют.

- И куда тебя дальше повезли?

- В Республиканскую отвезли, в приёмное отделение. Света нет, воды нет, медикаментов нет, врачи разъехались. Осталось совсем мало людей. В основном работали на генераторах. Очнулся я уже в реанимации, словно лаборатория – всё вокруг пикает, мигает, какие-то воздушные аппараты работают, вокруг ещё трое лежало. Всё в тумане у меня, я не понял сразу, что со мной, где я. Сильно хотелось пить. Я начал кого-то звать, чтобы воды принесли. Прибежал молоденький медбрат. Посмотрел на меня, мол, "что – проснулся?", ну, спи дальше. Что-то в капельницу вколол, и я опять уснул, несколько раз так отключался. Пришёл в себя где-то неделю спустя уже в палате травматологического отделения. Ноги не было. Страшно было по первой даже прикоснуться. Лежу и думаю, может сон? Может все же пришили? Рука тянется попробовать, а страшно. Но, любопытство победило….

- Сколько ноги потеряно?

- Ногу ампутировали практически "по самое не хочу". Оставили немного, чтобы протез надевать хватило. Врач говорил: "Это твое сильное сердце – вытянуло оно тебя, ведь ты крови потерял столько". Потом пришли ребята, стали рассказывать, как оно всё было, как они за кровью для меня ездили. Крови-то в больнице нет, раненых очень много и среди военных, и среди гражданских. Поехали на пункт переливания на Оборонной, а там девчонки сидят, плачут, мол, мальчики, ну, нет крови, всё забрали, столько раненых! И тут какое-то провидение, что ли: они выходят на улицу, закуривают, а тут подъезжает машина с гуманитарной кровью. Пацаны мои несколько контейнеров схватили и в больницу. Как чудо – вот так всё случилось.

- Сколько ты там лежал?

- Недели две в нашей Республиканской больнице, потом ребята помогли. Нашли машину, на которой согласились везти. К тому времени уже освободили Хрящеватое, Новосветловку, выбивали укров из аэропорта. Отвезли меня в российский Донецк, там я пролежал сутки. Сделали небольшую операцию ещё, прочистили. После этого приехала машина и забрала меня в Ростовский военный госпиталь. Вечером я туда приехал, а с утра, после операции, видимо доставали осколки, или культю формировали, я ещё после наркоза, не пойму что происходит, всё болит. Боль была страшенная, когда от наркоза отходил. Ну вот, вынесли на улицу, поставили на специальную треногу-подставку, затем положили на кушетку. Подождал полчаса, покурил, приехал УАЗик-"таблетка", загрузили меня в него и куда-то повезли. Везут, везут, паренёк в военной форме сидит рядом, смотрит, чтобы я не свалился  с кушетки. Слышу гул, выносят из УАЗика, смотрю – самолёт стоит. Грузят в самолёт и на Питер - в Военно-Медицинскую академию имени Кирова. Врачи там - великие люди с золотыми руками, но "садисты". Все перевязки делают без обезболивающих. Я понимаю их работу, у них задача быстро спасти, собрать, что ещё можно, успеть. При этом они не слушают человека, который кричит от боли.

- И что тебе там делали?

- Ой, много операций я там перенёс - и на руке, и на культе, и еще один осколок у меня загноился, всё по новой вскрывали. Боль была страшная, даже в операционной кричал на них, был такой момент слабости, кричал: "Сволочи, добейте, не мучайте". Потом, правда, долго извинялся. Они привычные, у них каждый день кто-то орёт на перевязках.

- И что потом?

- Лечился долго, а тем временем на улице уже декабрь, у меня из одежды пару маек и шорты. Нашлась родня, одели, прилетели в аэропорт Ростова-на-Дону. Потом оставил в Каменске-Шахтинском жену с ребёнком, а сам приехал в Луганск.

С тех пор проходил курсы реабилитации в центре на Оборонной. Разрабатывали мне руку, в целом восстанавливался. Когда весной, наконец, заработал наш протезный завод на улице Фрунзе, мне, как положено, выдали бесплатный протез, трость, костыли, обувь.

- Сложно было учиться ходить по - новому?

- И сложно, и очень больно. Матюкался, нервничал, психовал, и с родными постоянно ругался из-за этого. Отец мой не обращал на это внимание, каждый день таскал меня на улицу в любую погоду. Проходили мы с ним хороший километраж. В конечном итоге привык. Главное не лениться, заниматься.

- Куда вернулся на службу?

- Служу сейчас в 4 бригаде, в городе Алчевске, стрелок охраны штаба. На службу пришёл в мае 2015 года. Как только снова научился ходить, так сразу встал в строй. Ребята помогли устроиться. Служба не тяжёлая. Мне дали категорию "годен к службе", но с ограничениями. К строевой не годен, а к воинской - да.

- Сколько ещё думаешь служить?

- Пока не выгонят (смеётся – примечание ЛИЦ). А если серьезно, то пока война не кончится – я в строю. Кроме того, я ещё учусь на третьем курсе Института юриспруденции Далевского университета и планирую вернуться, если повезёт, в правоохранительную систему. И друзья помогут, надеюсь.

- Повезло с соратниками?

- Безусловно, мне очень повезло с моими боевыми товарищами. Если бы не они, не было бы меня и этого разговора. Причем помогли и мне, и моей семье. Вообще, в отличие от других павших или раненых бойцов, мне очень сильно повезло – я выжил и снова в строю.