Пять лет ЛНР. Журналист Андрей Кузнецов: "Пять лет – как один день…" (ФОТО)

Воочию 

О Русской весне, драматическом периоде весны-осени 2014 года и месте Луганска в Русском мире в рамках проекта "ЛНР 5 лет: с Республикой в сердце" ЛИЦ рассказывает журналист телеканала "Луганск 24" государственной телевизионной и радиовещательной компании ЛНР Андрей Кузнецов.

ЗАРОЖДЕНИЕ НОВЫХ СМЫСЛОВ

В социальной сети "Фейсбук" есть интересная функция: пользователю дается возможность прочесть, что он писал в определенный день в разные годы. И вот уже пятый год подряд я читаю свои записи, касающиеся этапов развития Русской весны. Но даже спустя пять лет трудно уложить в стройную канву воспоминания тех лет.

Я из тех, кто до последнего не верил в вариант войны с Украиной. На майдан-2014 отреагировал поначалу ровно. Дескать, скоро власти найдут компромисс, как тогда было принято, поделят "портфели", уважут оппозицию и все вернется на круги своя.

И даже "грабли" 2004-го долго не давали о себе знать. Лишь, когда в Киеве прогремели первые выстрелы в сторону "беркутовцев", когда в феврале 2014-го боевики начали громить госучреждения в украинской столице, появилось ощущение "дежа вю".

БРАТ НА БРАТА

В 2006 году мне рассказали дикую историю, как в Попаснянском районе кум напал на кума с топором. Повод? А потерпевший был за Януковича. Водораздел наметился уже тогда.

В 2008-м я впервые услышал про роман Глеба Боброва "Эпоха мертворожденных". Нашел. Начал читать и… бросил. У меня, либерального слюнтяя, просто не укладывался в голове вариант развития событий, что на Украине брат пойдет на брата.

Когда наша молодежь вернулась с "антимайдана", она привезла с собой "трофеи" — биты, цепи и взрывпакеты "мирных протестующих". На одной из бит прочел выцарапанную ножом надпись: "Буду вбивати беркута".

После 2 мая в Одессе от надежды остались осколки. Позже, смотря вместе с женой интернет-ролики, где были засняты составы с военной техникой, едущей на Донбасс, я тщетно силился понять: неужели все?

РЕФЕРЕНДУМ КАК ПРАЗДНИК

Вот поэтому референдум 12 мая 2014-го воспринял как праздник. Нам было душно в майданной атмосфере. Референдум стал тем самым глотком свежего воздуха.

Кстати, до июня того же, 2014-го, я работал в провластной партийной газете редактором, жил, да и поныне живу в Луганске. И вот лишь после 2 июня, когда произошел авианалет, уже не осталось никаких иллюзий.

ЛУГАНСКАЯ ПРИЧАСТНОСТЬ

Ушел работать в пресс-службу главы ЛНР и правительства. Ею тогда руководил Володя Иногородский. Это было безумное время, мы едва ли не наощупь выстраивали работу. Все приходилось начинать с нуля. Но отчетливо запомнилось, с каким энтузиазмом в коридорах Дома правительства меня встречали и я встречал вчерашних сторонников Партии регионов, которые так же, как и я, выбрали другой путь – Республику. Вообще, примечательно: партийная принадлежность тогда уже не имела значения. Коммунисты, регионалы, социалисты, "оранжевые" – политические распри ушли в прошлое, причастность осталась одна – луганская.

ЖИЗНЬ В ПОЛУТОНАХ

Что запомнилось из того времени?

Я с коллегами – на рабочем месте. Очередной авианалет украинских штурмовиков. Возглас по коридорам: "Воздух!". Спокойно, без суеты уходим в подвальное убежище. Там ко всем пристает пьяненький мужичок, который требует показать ему… Глеба Боброва. Оказывается, мужичок давеча прочел "Эпоху…" и уверен, что автор – ополченец и сейчас воюет где-то неподалеку.

По делам – на городке ОР. Где-то периодично и довольно громко рявкает гаубица. На улицах – оживленно, вижу даже работающий пивной ларек.

В течение дня приходят печальные вести: ВСУ и "добробаты" все ближе подбираются к Луганску. Знаю, что на железнодорожном вокзале — ажиотаж.

Еще есть вода, свет и газ. Впрочем, электричество уже начинает пропадать. После одного из таких случаев запаслись в магазине свечами. Они оказались очень уместны позднее – осенью.

ЖИЗНЬ ПОД ОБСТРЕЛАМИ

После работы я иду домой. Слышатся разрывы минометов. Практически тут же звонок жены: "Ты где? У нас все норм!". Докладываю ей, что иду по Советской. Намерен зайти в магазин, купить немного еды. Мы тогда питались не то, чтобы скудно, скорее — через "не могу", кусок в горло не лез. Детей старались не посвящать в детали, но они чувствовали, что что-то пошло наперекосяк.

Сначала, когда слышали прилеты, отправляли детей в прихожую. Позже отвезли их к теще.

Несколько ночей пережидали обстрелы в подвале соседнего дома. Тамошние жильцы быстро сориентировались в ситуации и привели подвал в порядок, вкрутили лампочки, закрыли окна толстыми деревянными листами. Тогда казалось, что наше убежище – крепость. Но когда во время одного из сильных обстрелов Луганска заметил, что дерево на полуподвальных окнах ходит ходуном, вера в неприступность убежища как-то истончилась.

А потом мы с женой плюнули на все и просто ночевали дома. Еще работали магазины. И даже на улицах было много людей. В августе я отвез жену к теще. Сам планировал вскоре вернуться. Но оккупация Новосветловки вынудила отложить возвращение до октября.

ОСЕНЬ 2014 ГОДА

Свинцовое небо, хмурые сосредоточенные люди, проломы от попаданий снарядов мин в домах. Таким меня встретил Луганск по возвращении. Нет электричества и воды. Ночью улицы освещаются фарами проезжающих машин. На окраинах – очень громко.

И еще рассказы… Рассказы "блокадников": как стояли в очередях за водой, а рядом прилетали мины. Рассказы врачей "скорой", которые ездили на вызовы в режиме светомаскировки. Рассказы газовщиков, которые, рискуя жизнью, латали наскоро трубопроводы. Парадокс: в блокадном Луганске не было света, связи, воды, но был газ — тоненькая ниточка, связывающая измученных людей с цивилизацией.

Первый российский гуманитарный конвой. И банки тушенки возле многоэтажек: луганчане не забыли о брошенных или оставленных на попечение домашних животных.

Первый репортаж из освобожденной Новосветловки. Очевидцы говорят о днях оккупации. Глаза видят, уши слышат, а мозг не в силах принять услышанное и увиденное.

СОЗИДАЮЩАЯ КУЛЬТУРА

На этом фоне каждое культурное событие – будь то концерт в филармонии, театральная постановка, утренник в детсаду – повод для выброса позитивных эмоций.

В Луганск приехал Иосиф Кобзон. Первая точка на маршруте – встреча с коллективом и учениками гимназии № 30. Иосиф Давыдович с ходу заводит зал: "Солнечный круг", "Не думай о секундах свысока…" и, конечно, "День Победы". Позднее – аншлаг в зале ДК имени Ленина. Люди стоят в проходах, жадно ловят каждое слово мастера.

Интересная закономерность того времени: из города уехали "культуртрегеры" и другие общественно-социальные деятели, мнившие себя "костью нации". А жизнь, как выяснилось, способна обойтись без них, без всех этих "пощечин общественному вкусу" и прочих перфомансов. Значимость последних оказалась, как бы так помягче сказать, дутой.

На первый план вышли сплоченность, умение выжить и помочь ближнему, и стремление к созидательности. А еще снова обрела свою ценность книга. Самая обычная напечатанная книга. Владелец частной библиотеки в блокадные и послеблокадные дни чувствовал себя на вершине блаженства. Он мог читать. Ведь нет связи, нет интернета. А ум просит пищи. Вот почему снова оказались востребованными общественные библиотеки. В те осенние и зимние дни они переживали подлинный ренессанс.

ФОРПОСТ РУССКОГО МИРА

Давеча в Луганске социологи, политологи, философы из России, ЛНР и ДНР обсуждали место Донбасса в новых геополитических реалиях. Понравился момент из выступления директора Института русского зарубежья Сергея Пантелеева. Дескать, по мирному времени Русский мир, как явление, носил больше "умствующий" характер, о нем удобно было рассуждать за чашкой чая в кругу единомышленников. А в 2014 году выяснилось, что за Русский мир не зазорно бороться с оружием и даже погибать.

Вряд ли обычный ополченец знает слово "парадигма", а полусонному ребенку, который ночью прячется с родителями в погребе от украинских "подарков", тяжело, да и бессмысленно доказывать, что он — форпост Русского мира. И шахтер, который спускается в забой, с усмешкой воспримет пояснение, что он-де выполняет важную, да чего там – геополитическую(!), миссию, сдерживая наступление милитаризма США.

Но это все в совокупности есть. Незримо, необъяснимо, ежедневно. И пять лет подряд. С больным от потерь сердцем.

Выбор редакции