Пять лет ЛНР. Первый зампред парламента Дмитрий Хорошилов: "За эти годы Народный Совет стал намного профессиональнее"

О проведении референдума в Рубежном, жизни блокадного Луганска и становлении парламента Республики в рамках проекта "ЛНР 5 лет: с Республикой в сердце" ЛИЦ рассказывает первый заместитель председателя Народного Совета ЛНР Дмитрий Хорошилов. 

ИНСТИНКТ САМОСОХРАНЕНИЯ

– Дмитрий Александрович, чем вы занимались до 2014 года?

– Я был депутатом городского совета Рубежного и находился, что называется, в эпицентре происходящего. Если говорить о том, что подводило всех нас к проведению референдума в 2014 году, то эти события начались еще в 2013-м. Тогда был такой проект "Украинский выбор", предлагалось провести референдум по всей территории Украины с вопросом: поддерживают ли жители страны дружбу с Россией, Белоруссией, Казахстаном, либо они хотят в Евросоюз. Были собраны необходимые подписи от каждого населенного пункта, люди шли активно, предоставляли свои данные. Но, к сожалению, тогдашний президент Украины Виктор Янукович не пошел на проведение этого референдума.

Мы все понимали, что в случае подписания договоренностей с Евросоюзом наша промышленность просто умрет. К примеру, те заводы, которые есть в Рубежном, не модернизировались все это время, и ни под какие европейские нормы они не подпадают. У всех было понимание, что это все просто пойдет на металлолом, и, конечно, мы были против этого. А в феврале 2014-го, когда уже началась стрельба на майдане, стало понятно, что так, как было, уже никогда не будет. Либо начнется война, либо, если не будем сопротивляться, нас здесь просто уничтожат.

И у жителей Рубежного, наверное, сработал инстинкт самосохранения. В первый раз мы собрались 23 февраля, чтобы защитить памятник Ленину. До того в Лисичанске какие-то "патриоты" зацепили такой же памятник джипом и повалили. Когда в соцсетях прошла информация, что подобное может произойти и в нашем городе, к памятнику Ленину пришли человек 10-15 и стали звонить своим знакомым: никто не призывал брать в руки оружие, просили только подойти, чтобы вместе защитить памятник. Он имел для жителей города особое значение. Ранее этот памятник уже взрывали, и когда сказали, что на его восстановление потребуется огромная сумма, люди просто собрали деньги и сами его отремонтировали. Словом, в итоге к памятнику пришли более 500 человек, это был большой общественный резонанс. После этого молодые ребята ежедневно дежурили там на протяжении нескольких недель. Тогда памятник уцелел. Сейчас его демонтировали, сняли с постамента. Он стоит на сохранении, и его в любой момент можно будет вернуть на место. Я верю, что, когда мы вернемся в Рубежное, это произойдет.

ПЕРВЫЕ СТОЛКНОВЕНИЯ

– Запомнились ли вам первые вооруженные столкновения с киевскими силовиками?

– Ситуация продолжала обостряться, в начале марта в интернете стали появляться призывы к проведению митингов в Луганске, Алчевске, Северодонецке, Рубежном... Жители области хотели провести такие митинги, чтобы показать свою силу. Организаторов, как таковых, не было, люди сами собирались и высказывали свое мнение.

Выступали всего лишь за федерализацию, никто не хотел отделяться, заниматься каким-то сепаратизмом. Участники митингов говорили о том, что наши предприятия зарегистрированы в Киеве, в каких-то офшорах, что налоги уходят туда, а нас тут считают дотационным регионом. Я, как депутат, имел возможность видеть, сколько производится продукции, сколько платится налогов, и сколько их на самом деле уходит в Киев. По простым подсчетам было понятно, что мы можем себя обеспечить, не прося денег из столицы. И люди это поддерживали, выступая за федерализацию, пока в нашу сторону не стала двигаться военная техника.

К созданию Луганской Народной Республики, наверное, подтолкнули еще и страшные события в Одессе 2 мая, все были просто в оцепенении. Я знал некоторых участников тех событий, мы с ними списывались, созванивались. И они говорили, что на самом деле там погибли свыше 300 человек. На месте трагедии осталось около 60 трупов, но многих вывозили просто в черных мешках, много было без вести пропавших. И до сих пор ведь не установлена точная цифра погибших.

Поэтому у всех тогда был шок, некоторые мои земляки уже готовы были брать в руки оружие. Но на самом деле оружия-то не было. У кого-то были охотничьи ружья, брали их с собой на митинги, но никто ими не размахивал, ружья были разобранные, в чехлах. Дело в том, что, хотя сотрудники МВД формально и осуществляли охрану общественного порядка, этого было недостаточно. Если бы началась "заварушка", пять милиционеров, которые там стояли по периметру, это все не сдержали бы. Поэтому как-то пытались организовать охрану собственными силами.

Конечно, все понимали, что так просто это все не закончится, но никто не думал, что будут реальные боевые действия. А в день проведения референдума по области уже ехали украинские военные, не помню точно, танки это были или БМП. Ехали по Сватовскому району и уже подъезжали к Кременной и Рубежному.

Тогда военную технику еще пытались останавливать вручную, и никто не верил, что украинские военные начнут стрелять в мирных людей. Я в Рубежном впервые убедился, что будут стрелять. Это было на Томашовском мосту через реку Северский Донец, где подъем на Лисичанск, на лисичанский плацдарм, там стоял наш блокпост. Киевские силовики попытались туда взобраться, но им дали отпор. Там узкая дорога, с одной стороны – болотистая местность, с другой – очистные сооружения. И по этой дороге реально может передвигаться только одна машина. Когда укровоякам дали отпор, они развернулись и поехали обратно. А местные жители взяли бензопилы и завалили дорогу деревьями, не дали возможности выехать. Когда я приехал, там было, может, человек 50. Я пошел разговаривать с военными, напомнил о договоренностях, что они будут стоять на своем блокпосту и никуда не двинутся. В ответ прозвучало: "У нас приказ". Тогда мы попросили сдать оружие, чтобы они с техникой выдвинулись на свой блокпост. Но их командир отказался. При этом у них были шесть БМП и машины с боекомплектом, плюс около 150 бойцов с автоматами. А с нашей стороны – только мирные жители с бензопилами. Пока мы вели переговоры, люди никуда не уходили. Среди военнослужащих ВСУ были срочники, у которых закончился срок службы, им хотелось ехать домой, а не участвовать в этих событиях. Мы предложили предоставить им автобус. Они оружие не сдали, но отстегнули рожки и сложили под деревом. А потом поехали на свой блокпост, где их свои же и расстреляли.

Так вот, в ответ на наше предложение о сдаче оружия командир украинских военных вскочил на БМП и начал стрелять по мирным жителям, открыл огонь "на зачистку". К счастью, в это время с нашей стороны уже подъехала подмога – из Северодонецка, Лисичанска. И начался уже серьезный бой. Это было первое такое открытое столкновение.

ПРИВЫЧНЫЕ ОБСТРЕЛЫ

– А потом они стали привычными?

– Да, дальше это все уже стало привычным – обстрелы, неприкрытая агрессия. Причем силовики обстреливали не только наши блокпосты в Лисичанске или Северодонецке. Обстреливали, в основном, шахты, попадало и на северодонецкий "Азот". Я считаю, что умные люди такого делать просто не могли, ведь в случае утечки (химикатов с предприятия – примечание ЛИЦ) вряд ли вообще кто-нибудь выжил бы в радиусе этих трех городов. Ведь это химия, это серьезно. И на "Азоте", и на "Заре" были яды, взрывчатка и еще много чего – это химические производства. У нас даже проводили в мирное время учения, как должны действовать различные службы в случае повреждения цистерны, как эвакуировать людей. Но даже такая реальная опасность никого не останавливала.   

Тогда уже никто не сомневался, что не закончится все это миром. И люди уже выступали конкретно за то, чтобы отделиться, говорили, что не хотят жить с этой властью, а хотят совместно с Россией строить свое государство.

ДЕПУТАТ ОТ РУБЕЖНОГО

– Вы были депутатом первого созыва Народного Совета ЛНР от Рубежного?

– Да. Правда, не было никаких выборов в общепринятом понимании, были делегаты, которых направил народ, голосование проходило прямо на площади. После референдума мы провели еще один митинг для того, чтобы спросить, кому доверяют люди. Не было такого: самозванцев нам не надо, командиром буду я. Около пяти тысяч человек собрались на этот митинг. Ранее я таких массовых митингов в Рубежном не помню, может, только на 9 Мая. Рубежане направили в Народный Совет нас троих – меня, Нелли Задираку и Ольгу Кобцеву. И мы понимали, что люди нам доверяют.

Первым из принятых парламентом законов стал Временный основной закон (Конституция) ЛНР. Поправки обсуждались прямо на пленарном заседании, каждая ставилась на голосование, каждое предложение было услышано. Мы тогда работали весь день, допоздна, с небольшими перерывами.   

Кстати, когда в Луганске 2 июня произошел авиаудар, у нас планировалось очередное заседание. Мне кажется, у кого-то была информация о том, что в этот день депутаты Народного Совета должны были собраться возле входа в Дом правительства и централизованно войти в здание – такая была процедура. Думаю, это было преднамеренно сделано для того, чтобы уничтожить фактически все руководство Республики, ведь тогдашний глава ЛНР Валерий Болотов тоже находился в здании.

– Вы уже жили в Луганске?

– Нет, мы приезжали, участвовали в заседаниях и ехали обратно. Когда уже перекрыли трассу через Счастье и Новоайдар, еще ездили через Стаханов и Первомайск, где тогда не было украинских блокпостов.

А потом, когда в очередной раз приехали на заседание, пришлось задержаться. В Рубежном уже были раненые, и мы ждали помощь – небольшие общественные организации привозили медикаменты в Луганск. Мы ждали один из препаратов, необходимый бойцу, который лежал в Лисичанске, и получилось так, что нам пришлось здесь переночевать. А на следующий день мы уже не смогли выехать – Луганск был окружен. И в этот же день в наши города зашли ВСУ, начались обыски, репрессии. Так, по счастливой случайности, мы остались в Луганске. Правда, без копейки денег, практически без сменной одежды, без жилья – все осталось в Рубежном.

БЛОКАДНЫЙ ЛУГАНСК

– Чем занимались во время блокады?

– Тогда было не до заседаний парламента – начались активные боевые действия, интенсивные обстрелы. Но мы не бездействовали, собирались постоянно, проводили совещания, распределяли, кто чем будет заниматься. Так же работали депутаты на территориях, что-то делали в своих городах.

Помню, случилось попадание снаряда в "Метро", были попытки мародерства, но там выставили охрану, и все продукты питания перевезли на склады в район магазина "За рулем". Это был неприкосновенный запас, продукты лежали там до тех пор, пока ситуация не стала совсем печальной. Пенсионеры остались без выплат, покупать продукты им было не за что, да и большинство магазинов к тому времени закрылись. И многим другим горожанам было не легче. Вот тогда мы и начали из этого запаса формировать продуктовые наборы и раздавать их людям возле кафе "Снежинка". Этим занимались депутаты. Конечно, этих продуктов было не так много, поэтому раздавали самым нуждающимся, сделали специальные талончики с печатями, следили, чтобы люди не брали по два-три набора.

Еще мы организовывали приготовление пищи в церквях Луганска, там были газовые плиты и прихожане, которые могли что-то приготовить, чтобы кормить горожан. Договаривались, что будем привозить им продукты, так можно было больше людей накормить. Практически все храмы, где была такая возможность, помогали. Запомнилось, как стояли и разговаривали с одним из настоятелей, а в это время начался обстрел. Мы услышали свист, упали на землю, накрыли головы, а батюшка как стоял, так и стоит. Потом спросили: "Отец Марк, а чего так, а если бы осколки зацепили?" Он ответил: "Все случится, как Богу угодно. Я в этот момент молюсь – и все нормально".

Потом эти продукты закончились, но через пару недель в Луганск уже пришли первые белые КамАЗы. И мы занимались их разгрузкой, организовали цех фасовки, формировали проднаборы. Так что работы хватало.

– Что отложилось в памяти из того страшного лета?

– Очень многое. К примеру, запомнился обстрел, который произошел в районе (Луганского национального) университета имени Даля. Кто-то, видимо, собрался выезжать, стоял микроавтобус с вещами – и в него случилось прямое попадание. Погибла целая семья и находившиеся поблизости люди. Страшно, что этот обстрел был днем, когда горожане еще как-то передвигались по улицам.

Запомнился еще эпизод, когда в центре Луганска, в районе той же "Снежинки", погибли мама и ребенок. Они не сразу умерли, их успели довезти до больницы. Отец даже не знал, где его жена и ребенок. Денису Мирошниченко (нынешний председатель Народного Совета ЛНР – примечание ЛИЦ) тогда пришлось ему рассказывать об этой трагедии, очень больно было.       

Еще вспоминаю, как люди во дворах многоэтажек собирались и готовили еду, мы им тоже по возможности привозили продукты. Готовили на всех и приносили горячую пищу тем соседям, которые не могли передвигаться. Общее горе сильно объединяет. Так что даже в том аду было что-то хорошее. 

ШКОЛА ЗАКОНОТВОРЧЕСТВА

– Когда Народный Совет возобновил работу?

– Когда Луганск был освобожден из окружения и наши коллеги из городов и районов смогли добраться сюда. Началась подготовка к выборам, были приняты первые после боевых действий законы.

Одним из первых был принят закон о полиции. Помню, были настоящие баталии, многим депутатам хотелось сохранить старое советское название "милиция". Но в итоге приняли именно закон о полиции, потому что уже формировалась Народная милиция, и должно было быть какое-то отличие между военнослужащими и правоохранителями.

А где-то в конце октября - начале ноября мы принимали герб ЛНР. Тоже было много споров, предложений. В итоге все пришли к единому мнению: Республика у нас народная, поэтому должна быть звезда в центре, которая символизирует человека, колосья и ленточки, дубовые листья, обозначающие количество наших городов и районов.

Потом был принят закон о выборах, и они состоялись. В парламент пришли новые люди, депутаты второго созыва. 

– Насколько отличается нынешний Народный Совет от того, первого?

– Депутаты первого созыва не были политиками, очень немногие из нас ранее имели отношение к подобной деятельности. В Луганской области до войны по пальцам можно было пересчитать людей, которые пытались вносить изменения в какой-либо закон Украины, не говоря уже о том, чтобы написать новый законопроект. Опыт приходил со временем. За основу брались регламенты и порядки Российской Федерации: как обсуждать законопроекты, как в них вносить поправки, как наладить документооборот. Все это было особенно актуально для депутатов второго созыва. Мы ездили в Государственную Думу, там наши более опытные коллеги рассказывали, как организована процедура прохождения законопроектов, как построена работа в аппарате, как регистрируется документ, куда он дальше передается, каким образом обсуждаются те или иные поправки. Мы многое переняли у наших российских коллег, своими глазами увидели, как это все работает.

Сейчас наш регламент позволяет в более короткие сроки рассматривать законопроекты, у нас нет времени на слишком долгое обсуждение. Конечно, стараемся активно формировать законодательное поле ЛНР, но даже сегодня во многих отраслях остаются пробелы. Причин много: это и финансы, и нынешний статус Республики, и то, что она пока еще не полностью в своих границах. Но там, где возможно принять закон, в чем-то облегчить жизнь наших людей, какие-то вопросы урегулировать законодательно – мы это делаем. Ведь многие вопросы не могут быть отрегулированы указами главы ЛНР или постановлениями Совета министров. К примеру, мы совместными усилиями сформировали судебную систему, приняли практически все законы, все, что необходимо для рассмотрения дел. Сейчас активно работаем над теми законопроектами, которые позволят исполнять судебные решения.

Я убежден, что за эти годы Народный Совет стал намного профессиональнее. И депутаты нового, третьего созыва вникают, стараются, просят более опытных коллег где-то подсказать, помочь. У нашего юридического управления тоже совершенно другой уровень в сравнении с 2014 годом. Многие наши юристы ушли в судебную систему, многие перешли работать начальниками управлений в министерства. Думаю, это показывает уровень наших специалистов. Мы не боимся брать на работу молодежь, обучаем ее. Ведь Народный Совет – это высший законодательный орган ЛНР, и на нас должны равняться.     

НОВОСТИ С МАЛОЙ РОДИНЫ

– Следите ли вы за судьбами своих земляков?

– Я постоянно просматриваю новости из Рубежного. После прихода ВСУ часть людей оттуда уехали: кто-то – в Российскую Федерацию, кто-то – в ЛНР, кто-то стал военнослужащим. Но некоторые остались в Рубежном, и, к сожалению, у них наступает определенное отчаяние. Да, у нас работает Гуманитарная программа по воссоединению народа Донбасса, оказывается помощь ветеранам. Но мы пока, увы, не можем сделать для моих земляков больше. Все эти годы они живут под постоянным прессом, многих СБУ преследовала за участие в тех событиях, о которых я рассказал. Люди-то в Рубежном разные, как и везде. Явка на референдуме у нас была очень высокая, основная часть проголосовала за создание ЛНР, кто-то воздержался, но были и такие, которые голосовали против, никто ни у кого бюллетени не вырывал. А когда в Рубежное зашли украинские силовики, нашлись "активисты", которые ходили и докладывали, кто где живет, кто чем живет. И тех, кто активно участвовал в подготовке референдума, серьезно прессовали. Конечно, у них есть определенный пессимизм, потому что они не видят себя в сегодняшней Украине, им чужды идеалы, которые там сейчас пропагандируются. Но остается и надежда на то, что этот кошмар когда-нибудь закончится. Я знаю, что нас в Рубежном ждут. И верю, что мы обязательно туда вернемся.