Мать погибшего ополченца Елена Резниченко: "Мой сын был нам ангелом-хранителем"

Добротный дом с посеченными осколками во время боев зимы 2015 года стенами и крышей, асфальтированный двор под виноградной лозой и огромный огород сразу за усадьбой. От остальных домов на "Второй площадке", как называют местные жители этот район Дебальцево, его отличает бело-красная звезда на стене. "В этом доме с 1982 по 2014 жил Герой ДНР Жабко Николай Александрович".

Сын.

"Мой сын погиб 26 июля 2014 года, когда Украина заходила сюда", - вспоминает Елена Резниченко. - Это мой старший. Он служил в ополчении, стоял на блокпосту "на Кресте" (у поклонного креста на въезде в город – примечание ЛИЦ)".

К тому времени Елена и её муж Александр уже были пенсионерами МВД. Когда в Дебальцево вошли каратели, по городу начались аресты. По словам Елены, местные милиционеры постарались прикрыть семью бывших коллег, но о том, что ее сын был ополченцем, знали многие. Бросить дом, хозяйство и живность супруги не решились.

"3 февраля нас приехали арестовывать. Приехали солдаты (ВСУ – примечание ЛИЦ) и нацгвардейцы. Они начали спрашивать: "кто вы?", "что вы?", - стали проверять документы. Все говорили на русском языке. Спрашивают: "Где ваш сын?" Причем, конкретно спросили: "Жабко Николай". Они, как оказалось, знали о нас абсолютно все – и про гибель старшего сына, и где сейчас находятся оба мои младшие сыновья. Я им сказала, что мой сын погиб в ополчении, показала свидетельство о смерти. Они тогда начали проверять наши руки, сказали раздеться. Мы разделись с мужем. Не давали одеваться, мы стояли раздетые на улице", - вспоминает Елена. 

Но это было лишь началом кошмара.

Рассказывает Елена:

"Тут мужа начали бить. Чтобы защитить его, чтобы меньше доставалось, когда он упал – его сбили с ног – я кинулась на него сверху, закрыла собой. Один солдат сказал, мол, если не встанешь, я вас обоих пристрелю – и начал стрелять с разных сторон по бокам вокруг нас, думал, мы испугаемся. И в этот момент вдруг начался обстрел. Все они стали прятаться, - кто в кухне, кто в гараже, под навесом залегли во дворе. Мы не чувствовали холода на тот момент, сами понимаете, что с нами было. И пока все залегли, мы зашли в дом. Один солдат мне сказал, как женщине, одеться, а другой рявкнул: "Я сказал не одеваться!". Он из "Правого сектора" был – это муж потом объяснил, он нашивку на рукаве видел, я всего этого не замечала тогда.

Когда обстрелы усилились, остальные тоже вошли в дом и начали делать обыск. У меня сын служил в ВДВ, они, когда увидели его фотографии, прикладами всё побили, даже иконы побили.

Потом собрали гильзы, давали мне в руки, мол, вот у вас тут было оружие. Я их не стала брать. В доме всё перевернули вверх дном, всё что понравилось, забрали – все мобильные телефоны и тот телефон, по которому я связывалась с сыном, когда он был в ополчении, ноутбук его.

Наши планшеты, деньги и другое, все, что нашли и посчитали ценным. Брали вообще всё, что понравилось. Упаковали сумки. У одного мужчины из "Правого сектора" был позывной "Медведь", я это очень хорошо запомнила, потому что так к нему обращались. Этот Медведь сказал: "Собрали сумки, упаковали, а этих в расход". А ВСУшник говорит: "Никакого расхода не будет, я доложил в штаб". И он всё время меня защищал, когда они мне давали оплеухи, мол, "Женщину не трогать!". Даже не знаю, почему. Остальные на него рассердились, ругались на него, что он доложил в штаб.

Нам замотали глаза жёлтым скотчем, руки связали и минут двадцать возили по городу, все время били. Говорили: "Сейчас вас повезём в подвал, в котором люди сидят. Они вас разорвут, твой сын и его бандиты разбили город. Всё из-за тебя!". Мол, меня надо расстрелять только за то, что я родила троих сыновей, которых я не смогла воспитать, и они пошли против Украины.

Нас привезли на место к "Кресту" и развели с мужем в разные стороны. Опять спрашивали, где находятся дети, почему младший сын в Енакиево, почему старший сын в Туле. С кем я контактирую и кого знаю из ополченцев. Какие семьи служат в ополчении.

Наверное, мой сын был нам ангелом хранителем, он погиб на этом "Кресту".

Надо мной решили поиздеваться: приехала боевая машина – я в них не разбираюсь, то ли танк, то ли БТР – говорят: "Сейчас тебя раздавим". Броня поехала на меня, я очень испугалась. Перед глазами промелькнул фильм "Рождённые революцией", когда колхозников давили трактором. Он подъехал ко мне впритык, толкнул корпусом в грудь и остановился. Меня всю трусило. А они смеялись, как ненормальные – им было смешно, что я так испугалась. Я пыталась сорвать с себя скотч, но не получалось. Этот смех я никогда не забуду, это была психическая пытка, я не знаю, как это правильно назвать, когда вот так издеваются. Били всё время по рукам, я держалась за какой-то столб, а они все время лупили по рукам.

Целый день мы простояли там до вечера по отдельности с мужем, потом меня взяли за шиворот и повели куда-то. Я уже думала на расстрел, без конца были разговоры "расстрел", "в расход".

Почувствовала мужа рядом с собой, мы взялись за руки. Нас вывели на окраину города и сняли с нас повязки. Мы увидели, что стоим на окраине Дебальцево за перекрёстком. Как потом нам сказали, у них там был штаб. И парень, который нас вывел, сказал: "Идите домой, вам просто повезло, вообще-то никого не отпускают". Еще сказал: "Контрразведка в хорошем настроении".

Мне отдали свидетельство о смерти сына. Мол, будем проверять вас каждый день, двери не закрывать, чтобы кто-то всегда был дома. Если двери будут закрыты, кинем гранату в ваш дом. Соответственно мы не замыкались. Я спросила, как ходить за хлебом, если вы все деньги забрали. На что он рассмеялся: "Радуйтесь тому, что вас отпустили!"